Что после пандемии: новые 60-е или оруэлловский 1984-й?

Саша Кругосветов, «Что после пандемии: новые 60-е или оруэлловский 1984-й?»

В «Литературной России» (№ 6 от 19.02.2021) вышло эссе Саши Кругосветова «Что после пандемии: новые 60-е или оруэлловский 1984-й?» Отчасти это продолжение моих размышлений о судьбах шестидесятников. Но в большей степени – анализ сегодняшних реалий и надежда разглядеть предпосылки для возрождения культурной жизни страны. Материал получился довольно обширным, поэтому в газете он вышел в сокращенном виде. Привожу в своем блоге полный текст.
 

Что после пандемии: новые 60-е
или оруэлловский 1984-й?

К концу прошлого года стало понятно, что после пандемии ковида мир радикально изменится – мы столкнёмся со снижением уровня жизни, начнем привыкать к ношению масок, кто-то научится держать дистанцию, чаще мыть руки, и главное – почувствуем повышение в разы уровня социального напряжения. Но в первую очередь, мне кажется, изменения коснутся морали и культуры.

В середине прошлого века наши ценности произрастали из фильмов Андрея Тарковского, стихов поэтов ситцевого века и шлягеров магнитофонной революции. А какой фильм стал главным в России 2020 года? Не тот ли видеоролик с сольным и далеко не футбольным выступлением Артема Дзюбы, который обсуждали даже на президентской пресс-конференции – неужели всерьёз? Трудно в это поверить, но мы сами все видели и слышали. Идея незатейливого и эффективного хайпа оказалась столь увлекательной, что у Артёма тут же появился эпигон с весьма незамутненным сознанием в виде мастурбирующей на телефон теле-дивы Даны Борисовой. Широкий резонанс общественности и желтой прессы на эти ничтожные, не заслуживающие внимания пердимонокли стал несомненным индикатором падения общественных нравов.

А может, главным кино-событием стал выход на экраны 14 серий шокирующего фильма ДАУ Ильи Хржановского, переносящего в кинематограф традиции реалити-шоу «За стеклом» и «Дом-2»? В особых художественных достоинствах фильма нас, видимо, должен был убедить подчеркнутый антиэстетизм автора и устаревшие провокации в стиле акционизма Павленского и Pussy Riot: затянутые натуралистические сцены изнасилования бутылкой, кровавого забоя хряка спортсменами-комсомольцами, сыгранными бандой колоритного неонациста Максима Марцинкевича по кличке Тесак, отталкивающие порно-сцены пьяных совокуплений, – по меньшей степени спорный подход.

В тройку рекордсменов я добавил бы еще номинацию нонфикшн и включил в нее запись интервью кандидата в президенты Ксении Собчак, взятого у того же самого Ильи Хржановского. Как же они прекрасно смотрелись вместе – центровые ребята блестящего целлулоидного гламура! Это у тебя Finn Flare или Tommy Hilfiger? Что они обсуждали, эти несомненно особо интеллектуальные представители высокой московской тусовки, уже схватившие за бороду самого Господа Бога? Говорили о том, что в киногородке ДАУ подолгу бывали харьковский политик Михаил Добкин, владелец агенства VIP-знакомств, поставщик молоденькой женской фактуры Пётр Листерман и даже – страшно подумать – заезжал сам Рома Абрамович! Но настоящими героями их беседы стали лучшие исполнительницы женских ролей в ДАУ – порноактриса О. Шкабарня и «шлюха из БДСМ-борделя» (формулировки И.Х.) Н. Бережная. Заглядывая в глаза талантливому режиссеру, Ксюша допытывалась, правда ли что на площадке он был суровым деспотом и альфа-самцом и никто из женщин не мог отказать ему в законных притязаниях на удовлетворение порывов его элитной плоти? – весьма духоподъемное интервью, не правда ли?

Как вы думаете – достигли мы дна, надолго ли останемся на этом дне или вскоре сумеем оттолкнуться и всплыть?

Начало 2021 года ознаменовалось ужесточением цензуры, новыми вершинами запретительного законотворчества, массовыми акциями задержания протестующих, громкими разоблачительными роликами Навального, его не менее громким возвращением в Россию и фарсами показательных судов. Хочу отметить, что ожесточенные столкновения демонстрантов с космонавтами наблюдаются сейчас не только в России. И здесь, и там – все не так однозначно, потому что каждое действие рождает ответное противодействие. Россия – а может, и всё человечество – сейчас на пороге больших перемен. К чему они приведут? Попробуем заглянуть в будущее, исходя из предположения, что в истории многое повторяется, однако новые эпохи наполняют прежнее содержание иными смыслами.

Перепутье

Широкий интерес к нелепой истории с Дзюбой – печальный диагноз нашего коллективного бессознательного, но есть ведь и противоположный пример. В 2020-м закрылось просуществовавшее шестнадцать лет реалити-шоу «Дом-2». Наверное, никто не стал бы закрывать это низкопробный телепроект, если бы не падали рейтинги просмотров. Что это, симптомы роста культуры наших зрителей? Боюсь, что нет. Думаю, что поведение российского зрителя и общества в целом больше походит на метания людей, утративших прежние моральные и культурные ориентиры и пытающихся найти новые.

На мой взгляд, о потере нравственной устойчивости свидетельствует и декабрьское высказывание в lenta.ru Михаила Боярского: «Д’Артаньян – убийца самый настоящий. В день по пять трупов. Еще женщине голову отрубили – и ничего. Если он и положительный, то с таким набором отрицательных качеств…» Актер всю жизнь был для поклонников именно д’Артаньяном – причем, сознательно использовал этот образ, чего стоит хотя бы его бессменная мушкетерская шляпа.

Прав ли М.С. Боярский в своих нынешних оценках? В контексте нашего времени, безусловно, прав. Но, как блистательно сказал О. Мандельштам, «попробуйте меня от века оторвать, – ручаюсь вам – себе свернете шею!» К поступкам отважного гасконца это применимо в полной мере.

Нормы XVII века были далеки от сегодняшних представлений о гуманизме. Парадигма жизни мушкетёра д’Артаньяна состояла в том, что не порази он шпагой противника, ему самому болтаться, словно бабочке, на вражеском клинке. К тому же книга Дюма, и еще в большей степени фильм, концентрируют наше внимание на самых захватывающих и самых кровопролитных эпизодах. А в реальной жизни столь драматические события, скорее всего, случались достаточно редко.

Какие-то другие поступки д’Артаньяна тоже могли казаться спорными уже современникам Дюма. Мушкетеры, например, считали, что долги карточному шулеру следует выплачивать в первую очередь, а портной вполне может подождать – писатель поясняет: такова мораль XVII века. Д’Артаньян – сын своего времени; его представления о границах допустимого и недопустимого разнятся с нашими – как пример: честь для него дороже жизни. Таковы идеалы. Вечная молодость человечества и вечное стремление к идеалам навсегда останутся, хотя идеалы со временем меняются.

Интерес публики к «Дому-2», к скандалу с Дзюбой, сродни возможному любопытству соседей галантерейщика Бонасье касательно отношений Констанции с навещающим ее молодым гасконцем. Мне кажется, мы сейчас на таком перепутье, когда можно легко скатиться до роли подобных соседей или наоборот – найти высокое мушкетерство в собственном сердце.

В моей молодости такое же перепутье привело к победе шестидесятников, и мне кажется, именно они и были Д’Артаньянами своего времени. Но смогут ли новые поколения стать такими же и, самое главное, нужно ли им это?

С неоднозначностью современного восприятия культурных процессов хрущевской оттепели я в очередной раз столкнулся после публикации в Литературной России моего очерка «Шестидесятник Михаил Жванецкий» (№ 43 от 18.11.2020). Можно было ожидать, что в комментариях на сайте издания кто-то из читателей не согласится с тем, что Жванецкого следует считать шестидесятником. Вместо этого в некоторых отзывах прозвучала критика шестидесятников как таковых.

Приведу комментарии некоего Алексея Курганова:

«Не стоит преувеличивать значение так называемых шестидесятников, а если понятнее – совершенно рафинированных, то есть, совершенно не знавших и не понимавших тогдашнюю РЕАЛЬНУЮ жизнь «вечных» мальчиков типа Вознесенского и Евтушенко и девочек (Ахмадуллина). Это явление типично московское (хорошо, отчасти питерское. В очень малой части!), причём ограниченное именно что Садовым кольцом (то есть, на окраины даже и не выходившее) и для выживания никаких перспектив не имевшее. Для их понимания достаточно почитать аксёновскую «Таинственную страсть», и сразу всё поймёте. И все их ЯКОБЫ протесты против тогдашней действительности сродни забавным посиделкам у пионерских костров. То есть, ничего серьёзного. Совершенно. Поэтому совершенно логично, что сегодня их воспринимают просто НИКАК».

«А теперь о Жванецком. Не удивлюсь если редактор этот мой комментарий забанит, но всё же скажу: не нужно идеализировать Жванецкого. Это человек, в совершенстве владевший т.н. эзоповым языком. То есть, много говорить. По сути ничего опасного лично для себя, любимого, не сказав. Типичный одесский еврей, а это значит, человек, всегда умевший совершенно ловко устроиться при ЛЮБОЙ власти».

Адекватность второго комментария, на мой взгляд, существенно снижается стереотипным высказыванием с привкусом бытовой ксенофобии: «одесский еврей устроится при любой власти». Не думаю, что на это стоит обращать внимание в контексте понимания роли шестидесятников, поскольку как раз они и воплощали в себе подлинный интернационализм, который декларировался в СССР в основном на бумаге. Гораздо важнее, что эти два комментария, написанные одним человеком, одновременно содержат в себе претензии к шестидесятникам двух диаметрально противоположных идеологических лагерей, условно называемых либералами и патриотами.

Среди либералов (далеко не всех) можно услышать упреки в адрес шестидесятников в том, что они были сосредоточены на себе, легко шли на компромиссы с властью, – либо в силу собственной нестойкости, либо в силу соображений личной выгоды – а в результате так и не смогли добиться победы идеалов, за которые боролись. Патриоты же (тоже далеко не все) говорят, что шестидесятники были кем-то вроде нынешних агентов Госдепа, либо, наоборот, представляли собой узкий кружок, специально организованный под контролем КГБ, чтобы выявлять слабых духом советских граждан, но, так или иначе, ничего они не добились, а впоследствии их просто вытащили из нафталина, чтобы идеологически обосновать развал замечательного советского государства.

Думаю, что есть глубокое непонимание, как возникли и кто такие шестидесятники. Начать надо с того, что самый первый шестидесятник был представлен противоречивой, но весьма романтичной и пылкой фигурой самого Никиты Сергеевича Хрущева, вписавшего в программу партии: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Идея построить «социализм с человеческим лицом» охватила все слои общества и в первую очередь – творческую интеллигенцию, тех, кого называли физиками и лириками. Шестидесятники, дети XX съезда (выросшие и жившие в условиях советской парадигмы), – чье мировоззрение мог потрясти этот съезд, вся атмосфера этого съезда, которую сами шестидесятники и надышали, – открывали для себя и для страны идеи свободы, открытости, радости творческого труда, лишенного идеологической окраски. В рамках небольшого очерка у нас нет возможности всесторонне рассмотреть столь сложное явление; Алексею же Курганову я рекомендовал бы прочесть прекрасную книгу П. Вайля и А. Гениса «60-е. Мир советского человека» – не пожалеете.

Шестидесятники сделали столько, что не нуждаются в чьей-либо защите. Лучшая их защита – собственное творчество, повлиявшее на формирование взглядов следующих поколений, потому что именно они заложили базу серьезных изменений страны, которые начались в конце восьмидесятых. По моим ощущениям, мы сейчас находимся как раз у такой же развилки, которая предшествовала появлению шестидесятников. Поэтому дальше (прежде чем вернуться к современности) мне хотелось бы остановиться на некоторых важных особенностях пути шестидесятников.

День без вранья

В середине 1960-х читателей журнала Молодая гвардия взволновал небольшой рассказ Виктории Токаревой «День без вранья». Сюжет этого произведения, казалось бы, незатейлив: молодой учитель решает прожить один день, говоря всем только правду даже в мелочах, но это приводит его к переосмыслению собственной жизни. Многие из нас отчасти увидели себя в герое. А Георгий Данелия написал вместе с Викторией Токаревой сценарий по этому рассказу, и в 1968 году появился фильм режиссера Алексея Коренева.

Фильм, как и рассказ, совершенно не касался политики. Но советские цензоры сразу почувствовали опасность киноленты. Данелия вспоминал: «Коренев картину снял, и ее положили на полку: “Что значит “День без вранья”? А в остальное время что, Советская власть врет?”» Переименование фильма в «Урок литературы» не спасло картину, её долгое время не пускали в прокат. Я сам, если правильно помню, впервые увидел её уже в период перестройки.

Интересно, чего испугались ответственные товарищи и что вдохновляло читателей рассказа? Попытка героя прожить день без вранья была похожа на игру. Именно чем-то вроде игры, оригинальничания или шутки это восприняли окружающие. Но оказалось, что для самого героя этот один день стал началом необратимых внутренних перемен. Вот этим мы и восторгались: совсем нетрудно хоть в чем-то сказать правду, но даже столь простая попытка дает надежду на обновление, на новую жизнь. Этого и боялась цензура: если каждый устроит свой личный день без вранья, то одним днем игра не закончится, и перемены затронут всех.

В этом суть 60-х. Шестидесятники не имели возможности говорить всей правды о проблемах страны, но даже то, что им удалось сказать, привело к необратимым переменам.

Здесь я должен вернуться к вопросу о том, что шестидесятникам приходилось идти на компромиссы с режимом. Могло ли быть иначе? Современным поколениям трудно представить себе, что у деятелей культуры в то время не было трибун, неподконтрольных государству. Не было частных студий и кинотеатров. Не было независимых издательств и СМИ. Не было интернета с видеохостингами, соцсетями, мессенджерами и блогами. Все каналы распространения массовой информации принадлежали советскому государству и были подконтрольны цензуре.

Конечно, можно было еще и лично выступать перед аудиторией. Вспомним хотя бы легендарные поэтические вечера на сцене Политехнического музея или бардовские песни у костра. Все эти встречи – все без исключения – проходили также под негласным надзором соответствующих органов. Существовал, конечно, самиздат и тамиздат, но они не оказывали существенного влияния на широкие массы – просто потому, что практически не выходили за узкие круги оппозиционно настроенной интеллигенции (не говоря уже о том, что распространение самиздата преследовалось КГБ). А писателей, открыто высказывавшихся против режима, не всегда спасали даже строго засекреченные псевдонимы – напомню о знаменитом процессе А. Синявского и Ю. Даниэля, закончившемся для них лагерными сроками. Это было в середине относительно вегетарианских шестидесятых.

Важно отметить, что многие вещи, которые нам сегодня кажутся компромиссами деятелей культуры с властью, вовсе не были компромиссами, как таковыми. Говоря о шестидесятниках, многие забывают, что это было очень советское поколение. Моя молодость проходила как раз в те годы, я отлично помню себя и своих сверстников в то время. Мы поддерживали Абрама Терца (Синявского) и Николая Аржака (Даниэля), но это не мешало нам по-прежнему любить произведения М. Шолохова и К. Симонова, хотя они оба активно участвовали в травле первых диссидентов. Увы, многим шестидесятникам было свойственно оруэлловское двоемыслие (вспомним Окуджаву: «и комиссары в пыльных шлемах»), но это была не их вина, а скорее беда.

Наших родных и знакомых уже не увозили черные воронки по ночам, как это было в 1930-х. А родители, навсегда пропитавшись страхами пролетарской диктатуры, не рассказывали нам о тех днях и не говорили ничего антисоветского. Наоборот, они стремились, чтобы мы стали октябрятами, пионерами. Их опыт подсказывал, что так будет безопаснее. А мы, в свою очередь, видели, как с каждым годом после войны жизнь улучшается. В пионерских организациях, кружках, спортивных секциях с нами занимались неравнодушные люди. А еще были КВНы, агитпоходы по селам области, Студенческие Окна Сатиры (СОС). Наша жизнь с детства была веселой и интересной. Лишь немного повзрослев, мы стали замечать удушающие объятия советского строя, узнавать о ГУЛАГе и понимать многое из того, о чем старшие прежде молчали. Но этого было недостаточно, чтобы изменить наше общее отношение. Мы оставались советскими молодыми людьми, нам хотелось лишь исправить недостатки и убрать вранье – это поколенческое настроение и отразилось в творчестве большинства шестидесятников.

Я не сомневаюсь в искренности Евтушенко, когда читаю его строки 1967 года: «И пусть не в пример неискренним, /Рассчитанным чьим-то словам: /«Считайте меня коммунистом!» – /Вся жизнь моя скажет вам». Тем более что в этом стихотворении поэт говорит о тех, кто «юлит, усердствуя, и врет на собраньях всласть, не важно, что власть Советская, а важно им то, что власть». И пусть очень наивно сегодня звучит: «Нужны тебе, революция, солдаты, а не лакеи». Но мы тогда верили в это. Я, например, еще и потому, что мой отец был участником Гражданской войны, а Великую Отечественную прошел старшиной через всю Россию до Берлина и Праги, воюя за советскую Родину, – да, в моей семье это было именно так.

И все же даже эта вера, а вернее – вбитое за полвека невежество, не заставила шестидесятников закрывать глаза на расходящуюся с этой верой правду. Через два дня после того, как войска СССР в 68-ом вторглись в Чехословакию, тот же Евтушенко написал:

Танки идут по Праге
В закатной крови рассвета.
Танки идут по правде,
Которая не газета.

В этот же день поэт отправил две телеграммы: одну – Генсеку ЦК Леониду Брежневу и Предсовмину Алексею Косыгину с протестом по поводу вторжения в Чехословакию, вторую – в чехословацкое посольство в Москве с выражением моральной поддержки правительству Дубчека. Следует признать, что телеграмма к Брежневу была дипломатичной по форме: «Дорогой Леонид Ильич, я считаю это большой ошибкой, это не пойдёт на пользу делу социализма…» Тем не менее, факт отправления такой телеграммы вполне мог сделать Евтушенко непечатаемым автором. А учитывая, что и его стихотворение о пражских событиях ушло в самиздат, в мужественности поступка Евтушенко трудно сомневаться. Добавлю для полноты картины: в официальной печати эти стихи появились лишь в 1989 году.

Ну и каковы были результаты их кипучей творческой и гражданской деятельности шестидесятников? – спросите вы. На мой взгляд, они не стремились напрямую покончить с советским строем и построить демократию, хотя бы даже такую, изрядно кастрированную, какую мы наблюдаем в России сегодня. Шестидесятники не замахивались на подобное, но им удалось большее: пробудить в нас совесть, жажду правды, умение смотреть на советскую действительность без розовых очков.

Можно спорить, оправдан ли был распад Союза или оставалась какая-то возможность построить социализм с человеческим лицом. Можно сокрушаться, что попытка утвердить нормальную демократию в 90-х обернулась многочисленными жертвами, а сегодня и демократических свобод в нашей стране остается все меньше. Но во всем случившемся нет вины шестидесятников. Их роль была другой – напомнить советским людям, что есть свобода, правда и совесть. А то, что мы всей страной в 90-х забыли о совести, правде, интересах страны, светлых идеалах, пошли не за теми, кто звал к свободе и демократии, а за теми, кто обещал материальные блага, кто сказал: «Обогащайтесь!», это только наша вина.

Дивный новый мир

В очерке о Жванецком как шестидесятнике я цитировал фрагмент его интервью с поразившим меня эпизодом из раннего детства Михаила Михайловича. Впервые увидев в начале войны грузовой автомобиль, будущий сатирик воспринял его как «бричку без лошадей». Конечно, живи он тогда не в маленьком городке Винницкой области, а в Киеве, Москве или Ленинграде, машина не удивила бы даже маленького ребенка, каким тогда был Миша Жванецкий. Но факт, тем не менее, показателен. А прошло несколько лет, и машины на улицах стали неотъемлемым атрибутом жизни большинства даже в самых дальних уголках СССР.

Начало повсеместного (то есть далеко за пределами крупных городов) применения автомобилей в качестве грузового и общественного транспорта, в сельском хозяйстве, резко изменило технологический уклад жизни страны. Именно поэтому в 50-е началась новая эпоха, а вслед за этим в 60-е пришла и новая культура – те самые шестидесятники. Вы скажете, совпадение? – не думаю.

Теперь о сегодня. Компьютеры и интернет давно и прочно вошли в нашу жизнь. Но именно сейчас, в период ограничений пандемии, в массовом сознании произошел принципиальный ментальный сдвиг. Практически все учащиеся и преподаватели на практике познакомились с тем, что представляет собой дистанционное обучение. Удаленная работа перестала казаться чем-то необычным. Многие из нас стали реже ходить в гости, но гораздо больше общаться онлайн. Закрылась часть традиционных магазинов, а число заказов в интернет-магазинах существенно возросло.

Мы шли к этому не один год, но пандемия ускорила процессы организации удаленных работы, конференций, торговли и учебы. Интернету принадлежит уже не будущее, а наше с вами настоящее.

Новая эпоха, без сомнения, породит новую культуру – это понимают и старые властители земного шара, пытаясь IT-отрасль сделать частью государственной машины.

Сегодня на Западе утвердилась идея о том, что после пандемии коронавируса мир не может оставаться прежним и единственный выход – его радикальная трансформация. Автор идеи, основатель и исполнительный председатель Всемирного экономического форума Клаус Шваб пишет: «Со времен окончания Второй мировой войны ни одно событие не оказывало столь глубокого глобального воздействия, как пандемия COVID-19. Эта пандемия спровоцировала кризис в здравоохранении и экономике в масштабах, которых мы не видели на протяжении жизни нескольких поколений; и она усугубила системные проблемы, такие как неравенство и великодержавное позерство. Единственный приемлемый ответ на такой кризис – осуществление Великой перезагрузки нашей экономики, политики и общества».

Перезагрузка и, конечно-же, Великая, никак иначе, – типичный образец революционной фразеологии. Революция начинается с того, что так жить нельзя, что старый порядок должен быть разрушен любой ценой, а на его месте возведен дивный новый мир будущего.

Новый мир по Швабу (и не только по Швабу – на авторство претендуют и Кристин Лагард, и принц Чарльз, и леди Линн де Ротшильд) – это светлое будущее, мир, где будут стёрты различия между богатыми и бедными странами; экономика будет централизованно управляться гигантскими монополиями, место частной собственности займёт «экономика пользования»; наличные деньги будут повсеместно заменены цифровыми валютами; будут введены лимиты на потребление воды, электричества, некоторых «экологически опасных» видов продуктов (например, мяса) или промышленных изделий (например, автомобилей); приоритетом станет сокращение численности населения; будет завершена цифровизация и роботизация во всех сферах экономики и общественной жизни при резком сокращении рабочих мест; где будет создана эффективная мировая система контроля за действиями и перемещением людей, в том числе с помощью технологий распознавания лиц, и наконец – в духе трансгуманизма будет усовершенствован и сам человек.

Что мы скажем, революция уже началась?

Не успел начаться 2021-ый, в США случился показательный скандал с блокировкой аккаунтов Дональда Трампа в ФБ и Твиттере. А когда сторонники Трампа стали переходить на консервативный аналог Твиттера – Parler, его тут уже удалили магазины приложений Google и Apple, Аmazon перестал предоставлять ресурсу услуги хостинга. Надеюсь, вы согласитесь, это явное проявление цензуры со стороны демпартии США, объединившейся с воротилами IT-бизнеса. Меня, например, мало волнует Трамп, но соглашусь с мнением Юлии Латыниной: «Проблема Трампа и Твиттера – это не только американская проблема. Потому что теперь каждый раз, когда взбесившийся принтер будет принимать очередной закон об иноагентах, он будет ссылаться «на то, как это в Америке».

Новые российские законы действительно вызывают тревогу, начиная с того что в этом году начали признавать иноагентами физических лиц, а с 1 февраля соцсети обязаны самостоятельно выявлять и блокировать противоправный контент. К последнему наши законодатели отнесли в том числе информацию, выражающую «явное неуважение» к обществу, государству, официальным государственным символам, Конституции РФ или органам госвласти и много чего другого – благодаря расплывчатости подобных формулировок при желании можно изыскать противоправность в сетевых публикациях практически любого оппозиционно настроенного гражданина. Символично, что одним из авторов нововведений выступил депутат Сергей Боярский, сын достославного мушкетёра Михаила Боярского – времена Д’Артаньянов уходят…

Д’Артаньяны остаются?

Мы понемногу идем вслед за Западом по пути создания Дивного нового мира.

Тем не менее, даже в либеральные по советским мерам шестидесятые цензура была куда строже нынешней. И даже в Китае, где интернет давно поставлен под практически полный государственный контроль, при желании блокировки можно обходить. Говорю это как человек, не раз посещавший Поднебесную в последние годы.

Уверен, что времена Д’Артаньянов уходят, но Д’Артаньяны остаются.

Хотелось бы надеяться, что вместе с новой эпохой в ближайшие лет десять, а то и раньше, у нас появятся новые шестидесятники. Их, поколение назовут как-то по-другому, они будут не похожи на нас. Может, им тоже придется начать с малого, показывая современникам, как важно прожить всего лишь один день без вранья. Но я верю, что у них всё получится.

В конце концов, в свое время Боярский пел замечательные слова:

За д’Артаньянов будем пить, за д’Артаньянов.
Пусть короли и троны их трясутся!
Трон опустеет поздно или рано,
А д’Артаньяны… д’Артаньяны остаются!

Мне хочется осмотреться и попытаться разглядеть этих новых людей, готовых жить без вранья. Ау, где вы? Вообще-то в политике за последние десять лет появилось много новых лиц, вызывающих симпатию: Евгений Ройзман, Любовь Соболь, Мария Певчих. Из тех, кто пришел раньше, я назвал бы В. Рыжкова и Д. Гудкова.

Февраль этого года оказался богат на манифесты.

Что нам предлагает К. Богомолов, выдвинув манифест «Похищение Европы 2.0»?

Его видение будущей Европы отличается от Нового мира по Швабу. О концепции Шваба рано всерьёз говорить – это пока протокол о намерениях. Мир нам подсовывает совсем другие проблемы – мусульманский терроризм, толпы беженцев с Ближнего Востока, локальные войны, падение мировой экономики, бешеный рост долларового пузыря, угрозы новых пандемий, да и проблема ковида еще не снята – какой может быть разговор о глобальном цифровом мире без национальных государств, без бедных и богатых?

В Европе 2.0 Богомолов педалирует раздражающую его активность квир-социалистов, фем-фанатиков и экопсихопатов. Возможно, он в чем-то прав, но нарождающиеся миноритарии всегда отличались повышенной пассионарностью, и рано нам бить в похоронный колокол, рано посыпать голову пеплом по поводу гибели старушки Европы, – таких посыпателей много было – которую режиссер уподобил «безумному поезду, несущемуся в босховский ад, где нас встретят мультикультурные гендерно-нейтральные черти». Я не собираюсь присоединяться к толпам, дружно пинающим ногами режиссёра-манифестанта. Манифест безусловно интересен как культурный феномен, можно с ним соглашаться или не соглашаться, но почему такую ненависть вызывает трактовка либерализма как будущего этического Рейха? Все ринулись учить Богомолова – Виктор Ерофеев, 500 подписантов и многие другие. Откуда столько священного гнева и неприкрытой злобы? Ответ можно найти в строках манифеста, будто специально посвященных нашим яростным российским либералам:

«Ты больше не можешь сказать: я не люблю, мне не нравится, я боюсь. Ты должен соотнести свои эмоции с общественным мнением и общественными ценностями. …как странно наблюдать горящие глаза и наивные речи новых русских разночинцев, ведущих моральный террор против несогласных не хуже уличного ОМОНа».

Наше общество будто сошло с рельс, все ринулись в новую войну красных и белых. Если ты не поддерживаешь Навального, значит, поддерживаешь Кремль. А если я не согласен, если не хочу быть ни с теми, ни с этими? Если я, например, не хочу быть с такими борцами против режима, как профессиональный провокатор (маленький Азеф) А. Литвиненко или олигарх с большой дороги (маленький Парвус) Б. Березовский? «Несогласных много, – пишет Богомолов, – и это вовсе не дремучие ортодоксы. Это современные, веселые и свободные люди, образованные и успешные, открытые новому, любящие жизнь во всем ее многообразии. Они боятся подать голос. Боятся стать объектами сетевой травли в России. А так как осуществляет эти репрессивные меры общество, а не государство, репрессии именуются акцией общественной солидарности, освящаются праведным гневом свободных и прогрессивных людей».

Все поимённо знают доблестных штурмовиков из корпуса российского либерального Рейха – придавленная собственной интеллигентной серьезностью, а в целом очень наивная Е. Альбац, талантливый автор Кукол, плавленый сырок В. Шендерович или обаятельнейший профессор В. Соловей, весело примеряющий на себя рясу попа Гапона, но вряд ли эти яростные разночинцы станут новыми шестидесятниками. Те, кто по роду своей деятельности досконально изучал российскую историю, должен был вынести из нее минимальные навыки уважения к чужому мнению. Но не случилось – с ними этого, увы, не случилось. И пока ерофеевы пинают Богомолова ногами, я буду поддерживать его Манифест, хотя он и кажется мне поверхностным и неадекватным. А может, К. Богомолов как раз и есть первый вестник новой волны в нашей общественной жизни? Шестидесятники ведь тоже были подчас поверхностными и неадекватными.

И это далеко не единственный случай травли идущих не в ногу с либеральной колонной. Хорошей иллюстрацией либерального преследования может быть судьба статьи Г. Явлинского «Без путинизма и популизма». Уровень грязи и оскорблений, выпавших на долю уважаемого Григория Алексеевича после этой статьи, превысил мыслимые пределы. По лживости и ярости наши так называемые несистемные оппозиционеры одним прыжком превзошли все достижения кремлевских пропагандистов – есть теперь чем гордиться! Вы только подумайте: «он посмел критиковать политику Навального!» Или еще вариант: «критиковать можно, но не теперь!» Со вторым я согласен. Все, что происходит и происходило с политиком Навальным – просто гражданином нашей страны, что вытворяет с ним наша власть, – за пределами не только права, но и добра и зла. Но почему нельзя высказываться о его политической линии?

Это правда, что Навальный прекрасный организатор, отважный борец с коррупцией и режимом, что на смену вертикальным партиям должны прийти горизонтальные, но правда и то, что Навальный не только поверхностный популист, нахрапистый выскочка без политической программы, но и временно замаскировавшийся националист – у него за спиной опыт Русских маршей и создания национального русского освободительного движения Народ, просуществовавшего четыре года. Писатель Э. Багиров, знакомый с Навальным с 2001 года, отзывается о нем как о человеке «с замашками фюрера, готового по головам скакать». Юрист И. Ремесло свидетельствует об аресте неонациста М. Марцинкевича по доносу Навального в 2007-ом: «По большому счёту он был ничем не лучше Тесака. Он на своего единомышленника накатал заявление».

Называя себя лидером оппозиции, любимец либеральной тусовки, технологически выращенный мыльный пузырь, умело надутый инвестициями в соцсети, А. Навальный бессовестно обманывает доверившихся ему и идущих за ним людей (к сожалению, среди них очень много молодых): путь цветных революций и майданов, неоднократно апробированный в новейшей истории, – очень опасная и кровавая политическая линия, проверенный путь в никуда. Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим… Сколько уже было таких разрушителей и ниспровергателей в истории России с простым рецептом: отнять и поделить, – Троцкий, Парвус, Азеф, Ульянов, Сталин – нам мало этого? И не надо зашикивать тех, кому не по пути не только с Кремлем, но и с Навальным, кто считает, что новоявленный фюрер ведет нас не вперед – к заявленной им светлой России будущего, а ровно наоборот – назад, в оруэлловский 1984-ый. К сожалению, крен в сторону популизма и национализма наблюдается сейчас не только в России, но и во всем мире.

Теперь по поводу Явлинского. Я не увидел в последних статьях Явлинского (их теперь две) ничего кроме заботы умного, опытного и ответственного человека о судьбах своей страны; трусости и продажности, в которых его обвиняют штурмовики либерального Рейха, я тоже не усмотрел. Обидно, что почти не нашлось таких, кто захотел бы вступиться за честь и достоинство одного из старейших демократов новой России, хотя В. Рыжков, например, не побоялся – видите, мы уже вполне себе живём в условиях этического Рейха, теперь защищать приличного человека становится опасно! А ведь Григорий Алексеевич создал партию Яблоко, сохранил ее в сложнейших условиях, сохранил ее прекрасный состав – единомышленников, которые все эти годы трудились в законодательных собраниях и местных органах, ежедневно решая конкретные проблемы, стоящие перед обычными людьми. Я, например, неплохо знаком с весьма полезной и эффективной работой Яблока в петербургском ЗакСобрании.

Мало кто знает, как во время чеченской войны атаковали семью лидера Яблока.

В 1994 году Дудаев, захватив переодетых российских военнослужащих, заявил: если пленные – российские бойцы, признайте это, мы отдадим их России, если наёмники-диверсанты – мы их расстреляем. Ельцин, ФСБ, Минобороны, МВД предали тогдашних ихтамнетов. Явлинский прилетел в Грозный, договорился с Дудаевым и спас группу наших ребят, сидящих в зиндане в ожидании расстрела. Он реально пытался остановить Чеченскую войну в самом начале, и московские силовики ему этого не простили. На старшего сына Григория Алексеевича, занимавшегося музыкой, напали громилы, надреза́ли пальцы и требовали, чтобы Явлинский ушел из политики. Вскоре Явлинский вывез сыновей из страны, но из политики не ушел.

Во время захвата заложников в «Норд-Осте» боевики в какой-то момент соглашались проводить переговоры только с Политковской, Немцовым, Хакамадой и Явлинским; Явлинский был пропущен в «Норд-Ост» и по поручению правительства провел переговоры с боевиками.

Мне кажется, интеллигенции пора определиться с собственной позицией: приложить свои мозги и усилия и добиваться последовательных экономических и социальных преобразований в стране – сейчас этот путь еще возможен – или стать игрушкой в руках тщеславных и безответственных авантюристов?

У политика и экономиста Явлинского богатый и сложный бэкграунд, и он никогда не делал на этом себе пиара; судьба нам подарила умного, мужественного, самоотверженного, открытого людям современника, почему мы забыли об этом? Стране нужен мир без потрясений и цивилизованный, демократический путь развития. Может, Григорий Алексеевич – один из тех, с кого начнётся новая волна преобразования и одушевления страны? Ведь новое – это хорошо забытое старое.

Кто внесёт свежую струю в жизнь стогнирующей России – пока остаются только гадать. Ясно одно – старые политики уходят, на смену им приходят молодые люди. Возможно, они уже здесь, а мы этого не заметили. Кто они – Егор Жуков, Михаил Светов, Павел Дуров, Евгений Чичваркин? Возможно… Но в первую очередь – это мы с вами. Новые шестидесятники придут, если мы все сами станем такими – новыми шестидесятниками, способными каждый день жить без вранья, способными нести в нашу жизнь новые мораль и культуру; иначе страну ждут стагнация, застой, полицейский гнет, со временем – швабовский цифровой мир нового человека, усовершенствованного в духе трансгуманизма, а может – и тихий откат к доброму, старому, проверенному в Советском Союзе, оруэлловскому 1984-ому.

 

Сокращенная версия публикации на сайте «Литературной России»:

https://litrossia.ru/item/chto-posle-pandemii-novye-60-e-ili-oruellovskij-1984-j/

Поделиться прочитанным в социальных сетях:

Оставить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *