Марта (пьеса)

Опубликовано: журнал «Аврора», № 2, 2019.
Семидесятые. Ленинград. Квартира Макса и Марты в панельном доме, шикарная жилплощадь по тем временам. Макс накануне вернулся с охоты. Супруги пригласили на вечеринку друзей. Кухня. Пластиковая светло-серая мебель польского производства — вершина достижений мебельной промышленности стран народной демократии. На полу — утепленный линолеум с пятнами под шкуру леопарда. Полосатые сине-фиолетовые шторы, блестящие темно-синие венские стулья. При входе на нитях позванивают стеклянные синие обереги в виде сердечек. Стол накрыт в соседней «большой» комнате. Оттуда доносятся звуки музыки, разговоры, смех.

Марта (пьеса)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

МАРТА КРЖЕЛИНА. Невысокая, хорошенькая, ухоженная, точеная, словно статуэтка. Рыжеватые короткой стрижки волосы, пшеничные брови и ресницы, атласно-белая кожа. Глаза темно-синие. Движения точные, быстрые и решительные. Муж зовет ее Ритой. Марта не работает. Ее дочери Марине шесть лет.

МАКСИМ (МАКС) КРЖЕЛИН. Муж Марты. Мягкий, добрый, круглолицый, чуть полноват. Движения легкие, округлые. Работает в НИИ. В свободное время занимается стрельбой по тарелочкам, мастер спорта. Заядлый охотник. Семью Кржелиных называют иногда МММ — не вкладывая, конечно, в название известный нам теперь смысл финансовой пирамиды (в семидесятые годы даже слов таких еще не знали).

ЮЛИЙ СТЕПАНОВ. Друзья зовут Степой, чаще — Стивой. Теплый, дружелюбный, умеет слушать собеседника. Знакомые, иногда и не очень знакомые, тянутся к нему, любят поплакаться в жилетку. Педант. Одевается скромно, но аккуратно. Ухоженные руки. Среднего роста, ловкий, подтянутый. Крупные черты лица: большие глаза немного навыкате, чувственный рот, полные губы, узкий удлиненный нос. Изрядно облысел в свои тридцать с небольшим. Стрижется редко, поэтому волосы сзади слишком отрастают и загибаются вверх. Выглядит это неаккуратно и контрастирует с его в целом ухоженной внешностью и опрятной одеждой.

БОБ. Рослый, спортивный, атлетичный, веселый. Успешный человек. Любимец женщин.

ЛЕОНИД (ЛЕО) МЕКЛИН. Бородатый, косматый, рыжий. Друзья зовут Миклухо-Маклаем. Доброжелательный, общительный, недалекий. Увлекается фотографией.

ВАЛЕНТИНА (ВАЛЯ). Жена Лео. Фигура с неясно выраженными формами, лицо смазанное, глаза маленькие, довольно злые.

СЕСТРА ВАЛИ.

ХАЧАТУР. Восточный человек, мажор.

ПРОВОДНИЦА.

 

Действие первое

 

Картина первая

Семидесятые. Ленинград. Квартира Макса и Марты в панельном доме, шикарная жилплощадь по тем временам. Макс накануне вернулся с охоты. Супруги пригласили на вечеринку друзей.

Кухня. Пластиковая светло-серая мебель польского производства — вершина достижений мебельной промышленности стран народной демократии. На полу — утепленный линолеум с пятнами под шкуру леопарда. Полосатые сине-фиолетовые шторы, блестящие темно-синие венские стулья. При входе на нитях позванивают стеклянные синие обереги в виде сердечек. Стол накрыт в соседней «большой» комнате. Оттуда доносятся звуки музыки, разговоры, смех. Гости едят, пьют, танцуют. Марта снует между плитой и гостями, носит блюда с закуской, чистую посуду, приборы, салфетки, да мало ли что нужно за столом, уносит грязную посуду. В течение всей картины периодически появляется и исчезает, лицо серьезное, Марта ни на кого не обращает внимания: она — хозяйка, занята гостями и столом в большой комнате.

За маленьким кухонным столом в задумчивости сидит Стива. Курит, в пепельнице — гора окурков. Входит Макс, он сильно навеселе.

МАКС. Ну как тебе глухарь, Стива?

СТИВА. Честно говоря, ничего особенного не почувствовал. Суховато, жестковато. Не обижайся, Макс, я в этом плохо разбираюсь. Остальное, то, что Марта наготовила, — как всегда, на высоте. Ты ведь железкой ехал чуть ли не с Дальнего Востока. Как дичь-то удалось довезти?

МАКС. Ну не с самого… Три дня ехал. Мясо дикой птицы, что глухарь, что тетерев, если спустить кровь, долго не портится. Дай сигаретку.

СТИВА. Ты же не куришь… Что-то случилось?

МАКС. Риточка опять уезжает. Когда я отправлялся на охоту, ничего об этом не говорила.

СТИВА. Куда?

МАКС. Говорит, что в Крым.

СТИВА. Ты что, ничего не знал?

МАКС. Да говорю же тебе — ни сном, ни духом. Вчера приехал, и словно обухом по голове… Сегодня в ночь и уезжает.

СТИВА. Почему без тебя?

МАКС. Рита вообще со мной не считается. Звоню с работы, она сообщает — меня сегодня не будет. А где Маринка? Маме отдала. И куда ты? На девичник.

СТИВА. Чего это она вдруг решила так неожиданно в Крым поехать?

МАКС. Какая-то Клара, ее подружка, уже там, в Коктебеле. Сняла комнату, позвонила, что ждет. Погода хорошая, вода теплая, не то, что здесь — дожди, дожди… Грех, мол, пропускать. Давай, ноги в руки… В прошлом году тоже ездила без меня…

СТИВА. Да-а-а… Коктебель, тепло, красота! Ну и что тебя так взволновало? Марта — женщина разумная, не беспокойся, все будет в порядке.

МАКС. А как она будет добираться, одна, с чемоданом?

СТИВА. Проводи ее на вокзал.

МАКС. А там? Троллейбус, потом автобус.

СТИВА. Мир не без добрых людей. Кто-нибудь поможет молодой женщине чемодан донести.

МАКС. То-то и оно. Здесь помогут, там помогут. Я весь издергался. Ее никогда нет — где Рита, что Рита? Она как мужик — встала и пошла. Одной подруге помочь, другой.

СТИВА. Вот видишь, она хороший, отзывчивый человек.

МАКС. Как же, отзывчивый… У меня температура — тридцать восемь с лишним. В холодильнике пусто. Она — Маринку к маме. Сама — на пластику. Пластикой занимается. Даже не знаю, что это — то ли танцы, то ли лепка. Марта, говорю ей, сготовила бы хоть что-то. А ты продукты принес? И смотрит на меня: вот, мол, сам делай выводы. А я-то — дурак полный… Потом звонит — вернусь поздно. На последнем метро. Думаю: бедная Риточка, — одна, ночью. С температурой тридцать восемь вскакиваю, бегу встречать, чтобы одна не возвращалась. А ей — хоть бы что, все — как должное, температура — не температура… Боюсь домой возвращаться днем. Вдруг кого застану. Как ты думаешь, может, у нее кто есть?

СТИВА. Зря ты дергаешься. Марта — не из таких. Не производит впечатления легкомысленной женщины.

МАКС. Из таких, не из таких… Уже почти год у нас с ней ничего. Я — в одной комнате, она — в другой, с Маринкой. Отговорки всякие. То, вишь, ребенок болеет. Знаешь, говорит, я сегодня так устала на пластике. Не сейчас, не сейчас. Не хочу я, ты понял? Не до тебя. У Светки, моей подружки, муж ушел. Пойду, навещу. Останусь у нее. Надо же подруге помочь.

СТИВА. Да не психуй ты, Макс, видишь — она друзьям помогает, что в этом плохого?

МАКС. Обо всех думает. Только не обо мне. У нее кто-то есть. Она сказала, что собирается разводиться со мной.

СТИВА. Даже так? Это серьезно?

МАКС. Черт ее разберет — вроде сказано между прочим. Может, и в шутку… А я так думаю — неспроста. Она меня ни в грош не ставит. От нее только и слышишь: «Поди, сделай, поди, принеси. Ухожу, Маринку покорми, поиграй с ней в развивающие игры, почитай, принеси продукты, дай денег, встретишь меня у метро».

СТИВА. Современная женщина! У нее свои интересы. А ты хотел бы, чтоб она стала домашней курицей? Чтобы стала толстой, опустившейся, обрюзгшей? Ты этого хочешь? Она у тебя стройная, подтянутая, в тонусе. Просто «моделька». Женщина с Запада. И ножки, и шея, и глаза.

МАКС. Выглядит-то она неплохо, все, что надо, есть — да не про мою честь.

СТИВА. Ты, наверное, ее часто попрекаешь.

МАКС. Нет, пожалуй. Иногда, правда, говорю — может быть, ты дома побудешь? Или — давай сходим куда-нибудь. А вот на это она всегда готова — в гости, потанцевать. И у нас принять, как сейчас. С удовольствием. И наготовит, и стол накроет. И все легко, как бы между прочим.

СТИВА. Это так, Марта очень быстрая. И в доме порядок. Ты всегда накормлен, обстиран, отглажен…

МАКС. Да нет, какое там. Она считает, что мужчина должен сам и постирать, и погладить, и вещи себе купить.

СТИВА. Макс, ты неправ. Все-таки у тебя теплый дом, в доме — обед, ребенок накормлен. Уют. Вон, новые стулья в кухню прикупила.

МАКС. Какие новые? Это бабушкины венские стулья. Марта… она их ошкурила и покрыла темно-синим блестящим автомобильным лаком.

СТИВА. Шикарно получилось. Так и сияют. Ты неправ относительно Марты. Смотри — мы тут сидим, а она так и снует — взад, вперед.

МАКС. Где же я неправ? Она меня ни в грош не ставит. Что бы я ни сказал. Она даже не спорит — промолчит и сделает по-своему.

СТИВА. Знаешь что, Максик. Я тебе удивляюсь. Чуткий, тонкий, интеллигентный, а в семейной жизни ведешь себя нетактично и недальновидно. Упрекаешь жену — не туда пошла, не то сделала, а это — наоборот, не сделала. А сам-то — раз, и укатил на охоту.

МАКС. Да не защищай ты ее. Это не женщина, мужик в юбке. Холодный, грубый мужик в юбке. Ни тепла от нее, ни ласки.

СТИВА. Значит, где-то есть твой промах, где-то сам и виноват.

МАКС. Ты не представляешь, как мне плохо. Я ведь на все для нее готов. У нас же ребенок. А я чувствую себя чужим в этом доме. И, между прочим, это квартира моих родителей. Да, да, это они нам подарили, и давно. Ну, не подарили… Одним словом, разрешили Марту прописать. Надоел я тебе этими разговорами? Иди, потанцуй.

СТИВА. Отчего ж, давай поговорим. Тебе надо успокоиться. И не видеть все в дурном свете.

МАКС. Мне ничего не хочется. Жить не хочется. Может, я бесхарактерный?

СТИВА. Конечно, ты слишком мягкий. Иногда необходимо и характер проявлять.

МАКС. Сколько раз решал — надо расходиться, пора расходиться, а не могу. Ей нужен не такой, как я. Ей нужен бесчувственный, примитивный мужлан, чтобы и поколотить мог в случае чего. Говорила же матушка, жениться надо на девушке своего круга. К черту эту семейную жизнь, к черту Марту. Хочется уйти на охоту и не вернуться.

СТИВА. Что ты имеешь в виду? Остаться в лесу?

МАКС. Остаться где-нибудь между Хабаровском и Владивостоком и никогда не возвращаться. Си-хо-тх-а-линь-скхий х-хр-ребет. Там живут одни только кх-х-меры. Какие кхмеры? — ханты-манси, вот, кто там живет. Черт, я уже ничего не помню. Как же назывался этот чертов хрребет, который я пересекал по пояс в снегу всего несколько… Несколько… чего? А — дней назад. Вот там бы и остаться. И никогда не возвращаться…

СТИВА. Успокойся, Макс. Выпей что-нибудь для разрядки.

МАКС. Да я уже, наверное, бутылку коньяка вылакал. Аррмянский коньяк Гранд Сргис, Мштосц.

СТИВА. Зря ты нагнетаешь. Проводишь Марту на вокзал. Вернешься домой. Отоспишься. Она отдохнет в Коктебеле. Приедет отдохнувшей. Уже было такое год назад… И все у вас наладится. Забудешь о мрачных мыслях. Иди-ка лучше к гостям.

МАКС. Нет, ты скажи мне, Стива. Я ведь только тебя спросить могу. Ведь это кто-то из наших. Конечно — не официант какой-нибудь, не водопроводчик, Марта слишком брезгливая… Кто-то из наших. Откуда еще взяться человеку? Кто, кто? Это, наверное, Боб.

СТИВА. Что за глупость. С чего ты взял?

МАКС. Ну не Мклухо же Мклай! Рыжий — он никакой. А Боб — высокий, стильный. При деньгах. Это Боб.

СТИВА. Вряд ли. У Боба же с Лариской роман. У них очень серьезно.

МАКС. А Боб такой, он и с Лариской, и с кем-то другим запррсто может. Легко! Если женщине из наших выбирать — так только Боба!

СТИВА. Ты перепил, Макс. Иди закуси. И потанцуй.
 

Картина вторая

Большая комната в квартире Макса и Марты. «Совковый шик» — паркетный пол, полированная мебель. Тоже импорт из Восточной Европы. В глаза бросаются необычные сине-фиолетовые бумажные салфетки на столе. Боб танцует с Валей. Лео — за столом с сестрой жены.

Входит Макс. Подходит к танцующим. Довольно бесцеремонно отодвигает Валю и, не обращая на нее внимания, поворачивается к Бобу.

МАКС. Ты отчего один пришел, супермен? Мы же приглашали тебя с Лариской.

БОБ. Лариска не смогла. Ребенок приболел. Просила передать всем привет.

МАКС. Ах, да, у нее же сын пятилетний. Заболел, заболела — свежо предание, а верится… с тррудом.

Макс достает из шкафа две пары боксерских перчаток. Надевает одну пару на руки Боба, шнурует (Боб смотрит на него с удивлением), вторую пару — на свои руки.

МАКС. Валюшка, не дуйся, иди-ка лучше сюда, зашнуруй перчатки мастеру спорта по тарелочкам. Ну что, ты готов, импозантный, спортивный, успешный Боб?

БОБ. Вообще-то, сейчас не момент, то есть не самый удачный момент. Может, в другой раз?

МАКС. Боишься, что ли? Меня, простого кх-х-мера, боишься…

БОБ. По-моему, ты немного не в себе, Макс. Но раз настаиваешь… Давай попробуем.

Макс без подготовки бросается в атаку. Старается попасть в лицо Бобу. Бьет изо всех сил.

БОБ. Ты чего, Макс, будто с цепи сорвался?! Потише, потише, а то, чего доброго сам наткнешься на мой кулак.

Спортивный Боб без труда уклоняется от Макса. Наконец, выбившись из сил, мокрый и взъерошенный Макс порывисто обнимает Боба, бросает голову ему на грудь.

Валя и ее сестра хлопают в ладоши.

ВАЛЯ. Браво, мальчики, браво! Ничья!

СЕСТРА ВАЛИ. Победила дружба!

МАКС (всхлипывает). Боб, Боб! Почему у одного все, у другого — ничего? Ты шикарный, успешный, умный. Тебя Лариска любит. А меня, кто меня любит? Меня никто не любит.

Марта спокойно наблюдает эту сцену. Боб обнимает Макса. Лео достает огромный фотоаппарат, чтобы запечатлеть забавную сценку.

БОБ. Ну что ты, Макс, успокойся. Все у тебя в порядке. Посиди, переведи дух, возьми запивку.

Отводит Макса к дивану, снимает перчатки. Вытирает его вспотевший лоб, наливает в фужер клюквенного морса, протягивает Максу.

МАКС. Да что вы меня все успокаиваете? Я со-вер-шен-но спокоен. Я в полном порядке. Кто вы такие? Зачем вы все пришли? Вы — никто. Ограниченные, жалкие, тупые, ничего не понимающие люди. Кх-х-мерры. Кхмеры-химеры… Если бы не Марта, я никого бы из вас не пригласил. Но Марта! Моя Риточка, как она скажет, так и будет! Ты не расстраивайся из-за меня, Боб. Ты — хороший парень. Вот — я дарю тебе крылышко. Это тетерев. Очень симпатичная птичка. Как и ты, Боб. Ну, пожалуйста, возьми это крылышко. Не отказывайся, прошу тебя. Когда ты решишь полететь, оно очень тебе пригодится. Вместо пр-р-пелле-ра-ра. Не держите меня, я хочу говорить только со Стивой. Вот человек. Ему все можно сказать. Потому что он понимает.
 

Картина третья

Опять кухня. Стива пьет чай. Входит Макс.

МАКС. Стива, душа болит, дай сигаретку. Конечно, тебе надоели мои пьяные разговоры. Только скажи, сразу уйду.

СТИВА. Да что ты, Макс, с удовольствием поговорю с тобой.

МАКС. Наверное, ты прав. Надо проще ко всему относиться. Марта отдохнет с подругой, и все у нас наладится. А может, мне поехать с ней? Пойду на вокзал провожать, куплю билет и поеду. Из наших дождей, сырости. А там тепло, солнышко, розы цветут. Рядом с любимой женой. Как ты думаешь?

Марта заходит в кухню, слышит их разговор. Останавливается, встает у стола, закуривает сигарету, ждет, что скажет Стива.

СТИВА. Неплохая идея. Но вряд ли получится. Клара, как я понял, сняла комнату, заплатила за двоих. Вы приезжаете вдвоем, как она должна реагировать? Думаю, Марта эту идею тоже не одобрит. (Смотрит на Марту. Та молчит). Только еще больше перессоритесь. Давай лучше переменим тему. Как дела на работе?

Марта уходит. Макс вытирает слезы рукавом.

МАКС. На работе… все бы ничего. Да вот, Стасик Турчинский, мой товарищ… Мой очень, очень хороший товарищ. Наши столы рядом… Серьезно заболел… Стасик. Ты даже не представляешь, насколько это серьезно. Опухоль, трепанация черепа… Тяжел-л-лейшая операция, ему предстоит тяжел-л-лейшая операция! Неизвестно даже, что дальше, восстановится ли он полностью. В чем причина? В-чем-при-чи-на? Да очень простая при-чи-на: за стеной — макет радиолокатора. Эс-вэ-че излу-че… Всем — срочно проверяться. Я сам не свой хожу… Что по-ка-жет рентген? Если у него так, почему не может быть у меня? Мне страшно, Стива; как вспомню Стасика, так и бьет… лихорадка… Конец Максиму, конец МММ…

СТИВА. Да не расстраивайся ты, Макс. И не нагнетай понапрасну страхи. Нет у тебя ничего. Если хочешь, сделай рентген. Чтобы не думать. Надо еще проверить излучение макета, не исключено, что там вообще все в пределах нормы. А у твоего Турчинского это произошло по какой-то другой причине. Мало ли что может быть. Плохая экология, врожденный дефект, генетика…МАКС. Никто с этим не станет разбираться. Никому ничего не известно, а начальству — пофиг. И самое главное — это может проявиться не сейчас. Сейчас — нормально. Все хорошо, все тип-топ… А через три года — тю-тю — и вперед ногами. И Маринка вырастет без отца. Бедный ребенок, бедный ребенок, она живет и ничего не знает. Моя Маринка может очень скоро остаться сиротой. И Марту тоже жаль. Она ведь неплохая. Я ей когда-то стихи писал… (Вздыхает). В Марте много хорошего. Она туфли мне всегда покупает. Говорит — не люблю, когда ты на работу в спортивной обуви ходишь, ты еще кеды надень…

СТИВА. Вот видишь, все не так плохо. Помоги Марте убрать со стола и собраться в дорогу. Она ведь сегодня уезжает? Значит, времени осталось немного. А я попрощаюсь со всеми и пойду. Чтобы вам не мешать.
 

Картина четвертая

Большая комната, где только что принимали гостей. Марта отводит перепившего Макса в спальню, укладывает, чтобы тот вздремнул, пока она уберет со стола и помоет посуду. Лео со спутницами собираются уходить — надевают в прихожей обувь, плащи, шляпки и шапки, берут зонты (все указывает на то, что снаружи — сильный дождь).

Лео, одетый уже по-уличному, пробегает зачем-то в комнату к Максу. Там Боб, который тоже собирается уходить. Звонит телефон. Боб снимает трубку.

БОБ. А, это ты, Стива? Чего ты звонишь, кто нужен, Макс? Да он немного не в себе. Думаю, кемарит…

СТИВА (на том конце провода). Знаешь, я за него беспокоюсь…

БОБ. Ах, беспокоишься! Не волнуйся, похоже, что он утихомирился. «Все спокойно в доме Облонских». В доме МММ, Кржелиных, I mean. Интересная фамилия у них. Если к Марте применять, получается — кружевница. И действительно — она такая: узор ведет сложный, причудливый, идеально узлы вяжет… твердой расчетливой рукой. А если к Максу применить — все кружит он и кружит, будто слепой, никак не найдет свою дорогу…

СТИВА. Мне показалось, что у них в семье плохо?

БОБ. Никогда бы не подумал… Макс, мне кажется, бесконечно предан семье, и Марте тоже. А Марта, конечно, железный рулевой…

СТИВА. Мне Макс сказал, они разводиться собираются. Вроде все к этому идет…

БОБ. Во дела… Ну, если Макс уйдет, я за Марту не беспокоюсь. Она правильная женщина, и жизнь свою устроит…

СТИВА. Макс считает, что у нее кто-то есть.

БОБ. Ну, это вряд ли. Моя Лариска дружит с ней, она бы знала. Да и не такая она, Марта эта, чтобы бегать налево. Ну, если разойдутся, все бывает… Кстати, если уж разойдутся… Тебе, Стива, давно пора обзавестись семьей. Вот для тебя была бы хорошая партия! Умная, рачительная хозяйка, аккуратная, ты это ценишь. К тому же — красотка, не кррркодил какой-нибудь. «Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие ножки, а какой носок… И верно ангельский быть должен голосок!» А кожа, вах-вах, сахарной бэлызны…

СТИВА. Все бы тебе шутить, да подсмеиваться, Боб. У меня Стелла есть.

БОБ. Кто это — Стелла? Не та ли дантистка, к которой Лариска ходит?

СТИВА. Да, та самая…

БОБ. Ну, ты даешь, Стив. Поздравляю. Сама Стелла! Классная тетка. Высший класс. Как у тебя с ней, серьезно?

СТИВА. Знаешь, Боб, сам не могу понять. Временами все очень хорошо. Вчера вот сутки, от утра и до утра, провели в постели в ее квартире. Лямур, passion. Лежим, курим, она прижалась и говорит: «Знаешь, отчего я тебя люблю? Ты очень красивый!». Это я-то красивый! Ну, обычная женская болтовня, а слышать приятно. А утром звонит ее муж. Говорит: «Сегодня прилетаю»…

БОБ. А кто у нее муж?

СТИВА. Знаешь, Боря, ничего об этом не могу сказать. Какой-то номенклатурный работник, наверное. При деньгах. И подолгу в разъездах. Она как вскинется: «Давай, давай, мой красавец. Нечего разлеживаться, быстренько собирайся». Я говорю: «Когда встретимся, Стеллочка?». «Не знаю, не знаю» — говорит. «Может, завтра ко мне подъедешь, или вначале на вэрр-ни-сажжж, а потом ко мне?» А она: «Вернисаж тебе нужен, крррасавэц, как же… койка тебе нужна! Знаешь, Стива, кроме шуток, ты не звони и не надоедай, законный супруг мне важнее». Я и завелся: «Может, мне вообще не звонить и не приходить?». «Как хочешь, — отвечает, — твое дело. Хоть и совсем не появляйся. Вначале научись бабло зарабатывать. Мани, бабки, капусту»… Вот ведь чертовка. И что я могу ей на это ответить?

БОБ. А-а… я-то уже подумал, что у вас серьезно. Даже удивился вначале. Оказывается, вовсе нет — просто так, покувыркались и разошлись. Лариска, знаешь ли, мне о Стелле говорила не очень уважительно. То есть, человек она хороший, но «облико морале» — не очень. Да ты не обижайся, что я так говорю — люди говорят, может, и ошибаются. На каждый роток не накинешь платок. Послушай меня, Стива. Ты же умный, образованный, душевный, зачем тебе такие, как Стелла? Присмотрись к Марте. Вы так подходите друг другу…

СТИВА. Хватит высмеивать меня, Боб. Марта замужем, Макс — мой друг, наш общий друг.

БОБ. Не вешай мне лапшу на уши, Стива. Будто я не знаю тебя. Ты человек современный, тебе принципы-то не особенно мешают. С виду — мягкий, пушистый, а на деле — супергибкий и беспринципный. Мне-то не рассказывай, у тебя свое понимание дружбы, любви, совести, тем более угрызений совести. Угрызениями себя не обременяешь. Ты человек легкий, родился под знаком Близнецов, ничего в голову не берешь. Уж что-что, а в старомодности тебя никак не упрекнешь. Ну, хорошо, оставим эту тему, я не священник, а ты не на исповеди. Вернемся к моему вопросу. Давай предположим, — условно, конечно, — что ты свободен, что у тебя нет Стеллы (а ее и так у тебя нет), а у Марты, предположим, нет Макса (а он, как я понял, и так ей не нужен). Ты мог бы заинтересоваться такой женщиной, как Марта? Ну, скажи мне, скажи, очень интересно, что ты думаешь об этом?

СТИВА. Вот сам и предположи, хотел бы ты быть с Мартой?

БОБ. Не актуально. У меня и так все хорошо. От добра добра не ищут. А вот тебе стоит призадуматься.

СТИВА. Ну, хорошо, постараюсь ответить максимально честно. Я, может быть, странный человек, но в женщинах неплохо разбираюсь, и для меня очень часто решающее значение имеют какие-то с виду незначительные нюансы. Вот сейчас я абстрагируюсь от конкретной ситуации, представляю себе, делаю пассы руками, и го-во-рю тебе абсолютно откровенно: на Марте — делает паузу — я никогда бы не женился. Все хорошо, умница, с характером, сильная, хорошенькая. Тысяча достоинств. И еще одно можно было бы наверняка найти, если покопаться. Чтобы получилось тысяча и одно… А что-то меня абсолютно не устроило бы.

БОБ. Да что же это? Заинтриговал…

СТИВА. Талия у нее широкая…

БОБ. Во даешь… талия широкая… Где «широкая», балбес? Живот плоский, подтянутый…

СТИВА. А талия — ши-ро-кая! И еще кое-что, очень важное для личной жизни, не совсем так… Нет, на Марте я точно не женился бы. Никогда в жизни я с этим не смог бы примириться.

БОБ. Кое-что… Очень важное… Не совсем так… Ты, Стива, особенно-то не задавайся: «мне такая, как Марта…»

СТИВА. Этой проблемы вообще не существует. Обсуждаем, обсуждаем… неизвестно что, для эмоциональной, так сказать, разминки. И зачем только я дал втянуть себя в этот разговор? Ну ладно, пока, Боб, до встречи. Лариске привет.

Боб вешает трубку, направляется к прихожей. Из комнаты Макса выходит Лео. Суетливо подбегает к Бобу, придерживает его за рукав. Говорит тихо, скороговоркой, приблизив рот к уху Боба.

ЛЕО. Ты разговаривал сейчас по телефону. А Марта — в комнате Макса… Боб, она сняла трубку параллельного аппарата и слушала ваш разговор!

БОБ. А, ерунда, Лео. Не бери в голову. Я со Стивой трепался, ничего особенного. О том, о сем. О Марте тоже говорили, мы ее очень хвалили, оба. Так что она не должна обидеться. Хотя…

Боб с Лео уходят.

 

Действие второе

 

Картина первая

Поздний вечер того же дня. Двухместное купе скорого поезда. Входят Макс и Марта. Макс заметно протрезвел. Он осматривает купе.

МАКС. Похоже, что ты одна в купе, Риточка. Ну что же, это неплохо. Никто мешать не будет. Снимай плащ. Так… Плащ на вешалку. Вот тебе шлепки, скинь туфельки. Погода ужасная… Давай я напихаю газет в туфли, пусть просохнут, наутро уже будут сухими. Переоденешься? Пока нет? Ну, ладно, поставим чемодан под сиденье. Береги документы, деньги. Приедешь, устроишься, дай телеграмму. Ни о чем не беспокойся. За Маринкой прослежу, в доме все будет в порядке. Встречу, когда вернешься. Отдыхай, ни о чем не думай. Вот уже объявляют: «Провожающих просим покинуть…». Сейчас ту-ту-у… Ну, целую тебя…

Марта безучастна. Макс выходит. Поезд отправляется.
 

Картина вторая

То же купе через десять минут. За окном темно-синяя ночь, в купе чуть горит ночничок. Марта света не зажигает, сидит неподвижно в той же позе, что и раньше. Беспрерывно курит. Пепельница полна окурков.

Входит мужчина в дорожной одежде, лица не разглядеть. В руке чемодан. За спиной рюкзак.

МУЖЧИНА. Вот мы, наконец, и одни, Марта. Я приехал пораньше, показал билет проводнице, а сам — в тамбур. Дождался, пока поезд отойдет, и вот я здесь. Пришлось взять рюкзак. Ласты, маска с трубкой, линь для ныряния, подводный бокс для фотоаппарата. Ух, наныряюсь всласть! Мне сказали, где в Коктебеле отмель, на которой затонула греческая трирема, может, и галера, там, на дне — амфор видимо-невидимо.

Укладывает рюкзак на верхнюю полку. Переодевается, путь-то не короткий — мягкие тапки, темно-синие треники, фиолетовая футболка. Достает коньяк, батон, масло, колбасу. Аккуратно раскладывает на столе продукты. Смотрит, ровно ли сложил. Удостоверившись, что все ровно, достает складной ножик, салфетки. В купе заглядывает проводница.

ПРОВОДНИЦА. У вас все в порядке?

МУЖЧИНА. Да, да, спасибо. Чай пока не надо, попозже. Перекусим, отметим отправление в теплые края. Коктебель, Коктебель, чудный край. Моя родина, моя любовь, край моей мечты. Райский уголок… Испортил немного настроение разговор с твоим мужем, ну, никак я этого не ожидал. К сожалению, я, видимо, не сумел успокоить его в должной мере, не смог развеять его сомнения. Как ты думаешь, Лили?

МАРТА. Лили — это что-то новенькое… Я всегда восхищалась тобой, Стива. И на этот раз ты опять был великолепен. Что-что, а «дружить» ты умеешь, и с Максом, и со мной, и с Бобом… Ведь ты и к его Лариске под юбку пытался залезть, да не получилось. С Валей тоже «дружил» бы, будь она посимпатичней, и с Хачатуром, мужем Стеллы… Да, да, я все знаю, он — твой школьный друг, «не разлей вода». Кстати, это я вчера Стелле звонила, а вовсе не Хачатур, и сказала, что ты намылился со мной в Крым.

Пауза.

МАРТА. Ищешь, где обломится на дармовщинку, любитель полакомиться втихаря за чужим столом… Интересно, Стива, какое же еще укромное такое местечко, кроме талии, у меня настолько хуже, чем у всеобщей подстилки Стеллочки? Настолько хуже, что ты с этим никогда в жизни не смог бы примириться?

Немая сцена. Стива хочет что-то сказать, откашливается… Молчит. Закуривает.
 

Картина третья

То же купе. Поезд прибыл в Крым.

МАРТА. Что притих, Стива? Дело сделано… Поздно пить «Боржоми». Бери чемодан, и свой тоже бери, пошли… Или забыл, зачем приехал, любовничек?
 

Картина четвертая

Марта одна в купе, спит, облокотившись на стол и положив голову на руки. Просыпается…

МАРТА (тихо, не обращаясь ни к кому). Сколько сейчас времени? Час уже, как поезд в пути. Что это мне вдруг Стива приснился? Наверное, я к нему еще неровно дышу. Может, задело его высказывание обо мне? Или то, что он Стеллку посещает? Да что вспоминать об этом… проскочили станцию, обратного хода нет. Просился ведь, хотел и сейчас со мной поехать…

Появляется Хачатур.

ХАЧАТУР. Выходыл покурить. Не хотэл беспокоить тебя, Марточка. Ты устала, день непростой выдался. Да и у меня тоже. Сначала — Стелла… Потом, по дороге к вокзалу, встрэтил Стиву, как бы случайно… Как же, случайно… Полчаса заговаривал ему зубы, водыл кругами, чтоб нэ догадался…
 

Картина пятая

Марта одна в купе. Хачатур опять вышел курить.

МАРТА (размышляет вслух). Все считают меня неважной женщиной. Одни — распущенной, другие — корыстной. А что я должна делать, как я должна поступать?.. С Максом мы поженились, когда нам было по девятнадцать. Я ему сопли подтирала… да он и сейчас такой! Что он за мужчина? Он хороший, но… Мне не нужен подкаблучник. Стива… Умный, тонкий, образованный, ироничный. Но он — центр вселенной. Только о себе думает. Даже во время близости… А Хачатур? Зверь, и только. Ничего в любви не понимает. Но поездку пусть оплачивает. Раз вызвался… Да, пусть платит и почитает за счастье провести со мной несколько дней. (Медленно качает головой). Никто из них ничего не может дать женщине. Себе, только себе. И даже не в смысле близости, а вообще, по жизни… Кажется, один только Боб меня ценит и понимает. Он — сильный, умный, ответственный. Да еще и красавец какой! Жаль, что на меня — ноль внимания. Не по зубам он мне. Да и Лариске, наверное, тоже… Ну, а что мне-то делать?.. Ничего. Я своего Боба еще дождусь. А пока я и так неплохо живу… (Сладко потягивается). Пока мне и с Хачатуром неплохо.

Занавес

 

Оригинал публикации на сайте проекта «Журнальный мир»: журнальныймир.рф.

Поделиться прочитанным в социальных сетях: