Я сначала по аннотации принял «Клетку» за мэш-ап, насколько это применимо к изначально фантастическому и аллегорическому произведению. Когда стал читать, то понял, что это кое-что иное, не цитирование, а скорее пересказ. Потом, прочитав до конца, я признал, что это что-то иное, неизвестное мне литературное явление.
То, что «Клетка» основана на «Процессе» Кафки, Кругосветов и не отрицает, скорее подчеркивает, даже в финале прямо вводит роман в сюжет. Героям Кафки соответствуют герои Кругосветова, событиям «Процесса» — события «Клетки». В первой главе сходятся даже мелкие детали. В обоих романах у одного из тех, кто пришли арестовать героя, практичный костюм со множеством карманов. В обоих романах служители порядка съедают завтрак героя. Сходство имен тоже очевидно. У Кафки – Йозеф К., у Кругосветова – Борис Кулагин по прозвищу КГ. Против одного – всемогущий Закон, против другого — такая же всемогущая СИСТЕМА. Два сюжета как бы развиваются параллельно.
Но потом становится понятно, что они просто растут из одного корня, а потом начинают расходиться. Даже видно точку расхождения – сцену с фотографиями. И К., и Кулагина допрашивали в квартире соседки, причем при подготовке привели в беспорядок ее фото. Соседка К. недовольна этим, как был бы недоволен любой человек. Но соседка Кулагина переживает, что кто-то осмелился «нарушать фотокомпозицию, мистичность которой может повлиять на все мироздание…» И когда она ее восстанавливает, развешивая фото в нужном порядке, с них смотрит множество внимательных глаз. После этой детали, как и после того, как героиня назвала свое тайное имя – Шахат, ангел смерти, читатель понимает, что сюжет переходит или уже перешел в мистику. Но Кулагин этого, кажется, не понимает до самого конца. Он очень долго считает, что СИСТЕМА – обычное, хотя и могущественное ведомство, которому можно доказать свою правоту, хотя многие детали сюжета намекают, что это что-то потустороннее, надмирное, вечное, с чем бороться невозможно. Пожалуй, это страшнее, чем Кафка, у которого все еще оставалась некоторая недосказанность.
Ключевая сцена тоже страшнее. У Кафки это притча о Законе, которая допускает много толкований, и не все из них мрачные. У Кругосветова судья ссылается на легенду о Великом Инквизиторе. Если СИСТЕМА с Великим Инквизитором, то она не с Христом. Если у Кафки Суд и Закон имели религиозный смысл, «Процесс» мог быть притчей о Суде Божьем, то у Кругосветова, получается, суд вершат те, кто не имеет на это право, о чем говорит и Кулагин.
Финал «Клетки» многозначен и позволяет выбрать то толкование, которое наиболее соответствует восприятию читателя. Я бы предпочел думать, что это второй шанс – или новый суд, уже не в СИСТЕМЕ, а у настоящего Судьи.
